Любовь и нелюбовь

Автор: Krakazyabra

Фэндом: Персонификация (Антропоморфики), Пингвины из Мадагаскара (кроссовер)

Пэйринг или персонажи: гетные пары.

Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, AU

Описание:
Хуманизация. Сборник драбблов по гетным парам фэндома.

Кто-то любит,
Кто-то врет... (с)

Публикация на других ресурсах:
Где угодно.

Примечания автора:
Постараюсь вспомнить все пары. По каждой паре только одна зарисовка. На чистейший гет не претендую, в некоторых зарисовках недопейринг получился.

Работа написана по заявке:
Любви все особи покорны...

Романтики (Марлин/Шкипер)
Прохладный весенний ветер надувал, словно парус, белый сарафан. Тонкая ткань послушно повиновалась его порывам. Сам воздух был теплым, живым и свежим, благодаря парку, находящемуся через дорогу. Девушка провела рукой по столу, почти в полнейшей темноте, пройдя к окну. Из окна виднелся парк, он назывался Центральным и по занимаемой площади был одним из самых крупных парков огромного города Нью-Йорка.

А в многоквартирном доме сегодня выключен свет.

Девушка сняла с волос заколку, распустив хвост. Чуть вьющиеся волосы средней длины рассыпались по плечам, но девушка быстро убрала их на левый бок, распушив челку, смягчающую резкие черты лица и заостренный подбородок их обладательницы. Она прошла мимо открытой настежь балконной двери, присев на корточки и облокотившись на стену за спиной.

Пробежав уставшими глазами по всем уголкам небольшой комнаты, все глубже погружающейся в мрак. Девушка подняла с пола карандаш, закатившийся туда когда-то давно, покрутила его в руках, испачкавшись в пыли. Она бы еще долго его рассматривала, но вдруг выронила, пальцем найдя на нем занозу. Карандаш с характерным стуком упал на паркет и заставил тем самым девушку вздрогнуть, проснуться от своей меланхолии.

За стеной тоже раздался стук, только более ритмичный. Сначала девушка не придала ему значения, но, когда он повторился, уловила в нем не просто ритмичность, а еще связанность и смысл. Это была азбука Морзе, давно забытая многими.

Доброй ночи, — повторилось за стеной.

Быстро нащупав карандаш, девушка начала судорожно перекладывать его из руки в руку, пока обдумывала ответ молчаливому соседу, который почему-то вновь затих.

Еще вечер, — девушка негромко постучала карандашом прямо по стене.

Как скажешь, — исправился сосед. — Ты меня знаешь. Это был вопрос, — пояснил он.

Девушка загадочно улыбнулась, вспоминая своего соседа. Она определенно его помнила, сомнений у нее и не возникала. Закусив нижнюю губу, девушка внимательнейшим образом посмотрела на стену, будто хотела увидеть того, кто находится по другую ее сторону.

Да, а ты меня.

Я тебя помню, — уклончиво ответил сосед. — Ты очень милая.

Девушка внимательно вслушивалась в каждый удар, отбивающий ей новое слово на стене. На ее лице появилась несколько мечтательная улыбка, не каждый день ей проходилось вести подобные беседы, когда можно лишь догадываться о том, кто говорит с тобой. Но девушка была убеждена, что ее принц, скорее всего, должен знакомиться с ней именно так — незримо.

Гореть до тла (Зои/Джулиан)
Миловидная шатенка с чуть рыжеватым оттенком волос, она была ярким пятнышком на улице. Просто она любила гулять по ночному городу. В это время девушке казалось, что вся глупая суета угасает по мере возможностей, а огонь внутри нее самой при таких мыслях разжигался с новой силой.

У этой девушки нежные черты лица: немного вздернутый носик, пухлые губы, красивый лоб. Но всегда выделялись глаза, раскосые, зеленые и сверкающие нескрываемой хитростью, они выдавали в ней вечную авантюристку, готовую на любой сумасшедший поступок.

Любуясь пустой улицей, девушка невольно заметила краем глаза фигуру мужчины. Он зашел в круглосуточный магазинчик неподалеку, каких полно в Нью-Йорке. Девушка остановилась, чтобы приглядеться к нему, была в нем частичка чего-то знакомого.

Когда он вышел обратно на улицу, догадка девушки подтвердилась: это ее довольно давний знакомый, он ухаживал за ней, словно не замечая, как девушке не нравится все это. Она вообще считала, что далека от любви, грезя далекими мечтами и планами. Но сейчас, глядя на него со стороны, на взъерошенные темные волосы, которые он обычно зачесывает назад, ей понравилось просто смотреть.

Кажется, девушка даже вспомнила его глаза — карего цвета.

Шальные огоньки в ее глазах не затухали. Наоборот, они разгорались все сильнее, превращаясь в необъятное пламя, способное сжечь каждого, кто подойдет слишком близко.

Но девушка медленно остывала, видя как он переходил дорогу на противоположную улицу. А она пошла по другой стороне, но в том же направлении, краем глаза отмечая, что он совсем рядом. Ухмылка появилась на ее лице, огонь начал разрастаться вновь, когда он посмотрел на фигуру девушки, обтянутую узкими джинсами и ярко-синей спортивной майкой.

Игра наперегонки по улице — в ее стиле. Идет, гордо подняв голову, ветер укладывает короткие волосы. Девушка только ждала толчка, чтобы начать вереницу новых событий, утопая в них с головой.

Возможно, много позже он узнает, что она сгорела в этих смешанных и непонятных чувствах совсем, оставаясь пеплом на подоконнике.

Противоположности (Ковальски/Дорис)
Роскошные, высокие и голубоглазые девушки всегда нравились молодому ученому. Конечно, это было далеко от любых других его предпочтений, полностью противоречиво всем его моралям и нравственным ценностям, но ученый ничего не мог с собой поделать.

Как бы ни было странно, но он нашел единственную и неповторимую. Для кого-то приземленного она называлась простой куклой, со светлыми волосами, красивыми губами и неправдоподобно-синими глазами, не больше. А молодой ученый считал ее воплощением красоты, она была идеальна во всех смыслах.

Он разве что не молился на нее. Но это, наверное, только ждало в будущем.

Пока ученый заглядывался своей девушкой, она отрывалась от чтения романа и переводила взгляд на него, а в ответ получала взгляд преданного песика, виляющего пушистым хвостиком и ждущего команды. Он исполнял все желания, прихоти, капризы, но постепенно во взгляде красотки начинало проявляться выражение скуки.

— Ты мне нравишься, — посылала она воздушный поцелуй, в ответ на который ученый целовал ей руки.

Но эта девушка никогда не говорила слова «люблю», будто бы и не знала его. Молодому ученому не чаявшему в ней души хватало просто взгляда на него, любого. Скучающую девушку он всеми способами пытался развеселись вылезая из шкуры вон, но обычно она уходила раньше. Приходила — когда захочет.

С каждым разом девушка появлялась в жизни ученого все реже, бессовестно опаздывая в назначенные часы. Ее слов становилось меньше, они были все более ценными для него, но медленно исчезали из его жизни.

Она целовала первой, решала куда пойти и всегда настойчиво стояла на своем мнении, не считаясь ни с кем. Это забавляло ученого, вызывая легкую полуулыбку, девушка дарила ему бесценные минуты радости, поднимала настроение одним своим существованием.

Когда вся их совместная жизнь, вроде бы, подошла к концу, она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до ученого, смешно сложила губы в трубочку и слегка коснулась ими его щеки. Все его странные мысли насчет ее желания поскорее забыть это время мгновенно улетучились.

— Ты другой, — свойственным капризным тоном заявила девушка, проведя рукой по его волосам.

— Что ты имеешь ввиду? — приподнял бровь ученый.

— С тобой легко жить, — беззаботно пояснила она, не уточняя деталей.

И молодой ученый, не задумываясь ни о каком будущем, не спросил больше ничего, не узнав про ее скуку, которая не исчезнет, ни про все это отношение к легкой жизни. А они слишком разные, чтобы понять друг друга.

Белые розы (Шкипер/Китка)
Рыжая, яркая, заводная, настоящая девушка-мечта. У нее было красивой формы лицо — чуть продолговатое, не передать словами, миндалевидные глаза светло-карего оттенка с желтыми бликами, игривый взгляд настоящей хищницы. В ней всего слишком: эмоции, действия, чувства, желания.

Она не могла не поразить его, заядлого романтика. С нее можно было писать портреты, посвящать стихи, но он просто дарил ей такие любимые белые розы. Обнимая пышный букет из семнадцати роз, она улыбалась, а он стоял в дверях, чуть наклонив голову и почти не дыша.

— Говорят, белые розы — символ чистой любви, — как-то раз произнесла девушка.

Он тогда улыбнулся, наивно и по-детски, не смея ей перечить. Он видел в ней ту самую чистоту, романтик видел в ней душу, без мишуры. Если заглядывал в глаза — смотрел насквозь, не ища красивых бликов или еще чего-то.

Их минуты вместе превращались в незабываемые и неповторимые дни, делая их самых немного детьми. Наивные и открытые, ни он, ни она не были такими в жизни. Весь его романтизм быстро прятался за тяжелую глиняную маску, а чистота девушки пропадала сама собой, когда ее романтика не было рядом.

Но сейчас она сидела на диване, поправляя белый лепесток на цветке, увлеченная своим делом. Романтик наблюдал за движениями девушки, даже не моргая, именно в эти моменты она была совсем не хищницей, хоть и следила карими глазами за каждым лепестком, она была чистой.

Такие минуты хотелось запомнить, пока на людях она снова не стала фурией.

Девушка любила своего романтика, но постоянно ревновала. Ее собственнические чувства раз за разом выплескивались все сильнее, но ей от этого было гораздо больнее самой.

Он опять приносил букеты белых роз, пусть на поиски нужных уйдет весь вечер. Глаза девушки блистали тогда не желтыми бликами, а неподдельным счастьем. Она сидела, обняв букет, а потом бережно раскладывала цветы, ставя в большую прозрачную вазу.

— А почему ты никогда не дарил мне других цветов? — закусывая губу, наивно спросила она.

— Разве тебе нужны другие? — подходил к ней чуть ближе романтик, смотря на розы.

И девушка не знала, что ответить. Она просто улыбалась, открыто и мило, как никому другому не улыбалась. Романтик это точно знал, хоть ни разу не спрашивал, он чувствовал это.

Картинка (Рико/Perky)
Он любовался ею дни на пролет, часами рассматривая светлые локоны, спадающие чуть ниже плеч. Она была очень красивой по мнению парня: большие светло-голубые глаза, длинные волосы, светлые пухлые губы, тонкая талия.

Девушка была молчалива, как и он сам, часто сидела в своем излюбленном блюзовом клубе. Хотя, это место нельзя называть громким словом «клуб», просто уютное кафе с тихой музыкой. Пристроившись у барной стойки, почти в углу, девушка наслаждалась блюзом.

Тонкую талию подчеркивал широкий пояс и длинное платье. Иногда, очень редко, она переводила взгляд на парня, облокотившегося на барную стойку в трех метрах от нее. Ее выразительные глаза, обрамленные яркими черными ресницами, с легким смущением и ненастойчивым вопросом.

— Вы не сводите с меня глаз. Со мной что-то не так? — спросила девушка в один из вечеров.

Он, наверное, должен был ожидать, что девушка заметила бы его, но этот вопрос выбил его из колеи, из-за чего парень случайно смахнул рукой станах, думая над ответом. А она, так и не дождавшись ответа, исчезла.

Девушка то появлялась, то пропадала. С каждым днем она становилась все более редким событием в жизни парня. Она даже смотрела на него не так долго, как было обычно. Краем глаза посмотрев, что он снова в клубе, девушка вновь устремлялась всем нутром на сцену.

А без нее у парня начиналась настоящая ломка, какая больше присуща наркоманам, но он не был в их числе. Да и ломка казалась неимоверно сильной, физической и моральной.

— Что же со мной не так? — однажды повторила девушка.

— С Вами все так, — поспешил ее заверить парень. — Вы идеальны, как...

— Как живая картинка, — уже более натянуто закончила она фразу за парня, с легкой горечью в голосе.

Она опять растворилась в толпе. Для всех в округе эта девушка считалась картинкой, милой, красивой, обязательно улыбчивой. Новый комплимент с подобным содержанием только лишний раз доказывал это.

Но она была живой, пусть и не совсем настоящей. С болью девушка осознавала все происходящее, еще шире улыбалась и часто моргала, словно хотела взлететь благодаря ресницам.

Она просто не знала тогда, как можно любить ненастоящую девушку настоящими чувствами.

Непринужденно, спонтанно ее любил один невзрачный парень, молчаливый и беззаботный. В следующую встречу он расскажет ей об этом, если ломка не доконает его окончательно.

Not the end (Синяя Курица/Ковальски)
Она наблюдала из-за угла дома за молодым аспирантом, как влюбленная студентка. Он был на голову ее выше, если, конечно, она не надевала туфли на высоких шпильках. Высокий, с хорошо поставленной осанкой, со строгими черными очками на носу и зачесанными назад русыми волосами.

Пожалуй, в такого можно влюбиться. Но вот она давно не была студенткой.

У нее была впечатляющая фигура, красивые формы, таких ни у одной худощавой девицы не встретишь. Всем мужчинам всегда нравились и ее ноги — особенно, если на них красовались босоножки или ботильоны на шпильке, прямо как сейчас, когда она стояла, опираясь на белую кирпичную стену.

Ветер растрепал ее тщательно уложенные иссиня-черные кудри, они были разбросаны по плечам. Но женщина продолжала топтаться за домом, пачкая свое дорогое бежевое пальто и сильнее замерзая на холодном осеннем ветру.

— То, что было вчера, ничего не значило! — отпирался аспирант, думая, что может поставить точку в их «отношениях».

Но она еще до этих слов решила: это далеко не конец. Она в состоянии сама за себя решать, а если потребуется — и за него примет решение.

Переминаясь с ноги на ногу, женщина ждала, когда он выйдет из дома. Она не понимала — зачем? Но желание увидеть своего ученого, вновь оказаться рядом пересиливало здравый смысл. Женщина помнила, как они вместе праздновали что-то на его кафедре.

— Мы не можем быть вместе, — вновь говорил аспирант.

— Хм, — повела она бровью и вопросительно посмотрела на него, ожидая чего-нибудь более убедительного.

— Мне тридцать один, Вам — тридцать шесть...

Они прекрасно смотрелись вместе не взирая ни на что. На свой возраст она, может быть, и выглядела, но не теперь, туже завязывая пояс на пальто и проклиная себя за идею ждать аспиранта.

Но эта женщина никогда не была в его вкусе, чтобы та не вытворяла, какие бы сумасшедшие мысли ей не приходили в голову, он не видел в ней любовь всей жизни. Впрочем, аспирант видел свою любовь в работе, иногда в новых девушках. Они все были как на подбор — высокие худые блондинки, как издевательство над той, что готова ждать его целыми днями.

Правда, эти помутнения возникали у нее хоть и часто, но только один на один с аспирантом. А в обществе она никогда не позволяла себе так портить прическу или впиваться ногтями в белый кирпич, видя, как он выходит с блондинкой. Просто она не позволяла того, что позволял себе он.